Нью-Йоркский Дневник - 6. ОПЕРА без ПЕНИЯ и ОПЕРА с ПЕНИЕМ БЕЗ КОНЦА. «Дурак» на «Кухне» и «Пуритане» в Мет

Мой сын, известный нью-йоркский композитор Лёва Журбин сообщил мне, что на знаменитой «KITCHEN” («Кухня») будет исполняться  авангардная опера под названием «The Fool”.  И мы решили пойти.

***

Надо объяснить тем, кто не знает, что такое “Kitchen”.

 «Kitchen” – это основанная в 1971 году некоммерческая организация для исполнителей в разных жанрах; здесь может быть и театр, и музыка, и танцы, и всякие перформансы, словом, всё, что угодно.

“Kitchen” – одна из самых уважаемых институций подобного рода в Нью-Йорке. По сути дела, это небольшое театральное пространство, зал человек на 200, расположено это в  довольно мрачной промзоне между Челси и Вилледжем. Вход, на котором ничего не написано, темная, обшарпанная дверь… Ты входишь – и оказываешься среди очень симпатичных молодых людей, всем по 20-30 лет, одеты по последней моде, то есть никак, свитера, джинсы, кроссовки, никаких понтов…

 

Интересно, я был здесь в начале 90х. Тогда была – на вид - такая же толпа… Только по возрасту нынешние – это поколение детей тех, что я видел в 90х. А вот интересно: куда делись их родители? Перешли в Метрополитен оперу? На Бродвей? Или просто больше не интересуются искусством? Сидят и смотрят телевизор?...

 

В этот вечер ожидалась опера «The  Fool” двух авторов: Рауль де Ньевес и Колин Селф. Я предположил, что один – либреттист, а второй – композитор.

Все-таки написано –опера.

О, как жестоко я ошибся!

Не было там ни композитора, ни либреттиста, ни режиссера в привычном понимании словa. Вернее, они все там были, но как-то ничьи функции особо выделены не были. Никто не выходил в конце кланяться, мол, это я сочинил, или я поставил, нет, все они кланялись одной единой толпой, и кто чем там занимался – понять было трудно. Потом я с трудом разобрался, что авторы все-таки были на сцене и играли какие-то роли. Селф играл роль Старой Женщины, и Де Ньевес играл роль Собаки…

***

Но давайте по порядку.

Сначала нас всех запустили в зал, свободная рассадка, мы сели во втором ряду. В первый ряд я побоялся, действие было бы прямо на носу. (потом стало ясно что сделал правильно).

Сначала долго ждали – минут 15.

Потом на сцену проследовала большая толпа людей в очень странных костюмах, таких надутых газом комбинезонах, типа парашютах. Они проскользнули за загородку, стоявшую на сцене, и ближайшие 40 минут их не было видно. Правда, слышно было.

Опера судя по программке, розданной нам, полностью называется так: The Fool, a chamber opera scored in four acts for chorus and string ensemble. То-есть «камерная опера написанная для хора и струнного ансамбля.» Слово опера набрано курсивом ( это курсив не мой). Наверное здесь есть элемент легкого стёба.

Мол, вам хочется опер? Их есть у меня….

Потому что вообще говоря, это к опере в обычном смысле имеет мало отношения. Поют здесь мало, зато много говорят, бормочут, бурчат, бубнят…

И ничего непонятно.

Например: почему the Fool? Вообще это слово переводится на русский как «дурак»  глупец, но есть и более важное значение «шут» (у Шекспира присутствует очень часто).

Однако в этой опере нет ничего, чтобы указывало на хоть одно значение этого слово. Разве что аудитория чувствует себя немного одураченной?

Притом что либретто, полный текст, входит в программку, которую нам раздали. Но текст там в основном по-испански, кажется немного по-португальски ( в спектакле есть что-то бразильское) и по-латыни. По-английски тоже есть, совсем маленький кусочек в конце.

Однако ясности это не добавляет.

Переведу на русский этот кусочек.

Бессознательно, вне равновесия,

Невидящий, хаотический,

 Иллюзия и восторг

Растет запредельно, он один.

Но это не конец,

к свету, к сиянию

АГАПЕ! ( по-древнегречески любовь)

И твоя жизнь возрождается.

 

Вот примерно так. Можете расшифровывать этот ребус долго, в ту или иную сторону. Это такая абракадабра, из которой можно извлечь что угодно. А можно и ничего не извлечь.

И неважно на каком языке….

После этого  хор повторяет много много раз «Om Mani Padme Hum” что буквально означает «О, жемчужина сияющая в цветке лотоса»,  как сообщается в Интернете, знаменитая буддистская мантра. Какие значения вкладывают сюда молящиеся, найдите и прочтите сами. Хотя бы в ВИКИ.

Поскольку я не знаю этой мантры, для меня все это было лишь набором звуков. Как, впрочем, и все остальное.

Весь смысл этой истории изложен в Увертюре. Хор там декламирует: «начало и конец, ни так и ни сяк, ни то, ни другое, конец – это начало.» Возможно, это тоже какая-то мантра, я не знаю. Или цитата из Будды, или из «Махаяны»…

Еще раз скажу - я не знаю, я в этом не специалист. И, по моему, 98 процентов зала не были буддистами…

Тут мой главный вопрос: а хотят ли создатели подобных спектаклей, чтобы мы всё понимали? Может и не надо? Вот что-то туманное, еле видное (в зале и на сцене почти все время было или совсем темно, или еле видно… Читать программку было невозможно.)

Но почему не использовать титры?

Я уже рассказывал в этом дневнике об опере « Breaking the Waves” по Ларсу фон Триеру. Это тоже весьма современная история, и музыка, и режиссура сделана молодыми людьми.

И исполнялась она на английском языке. И при этом были титры на английском же языке, переводили с оперного языка на человеческий…И все было понятно.

Здесь же создатели спектакля явно не были заинтересованы, чтобы все было понятно. Главное, чтобы было в тумане, и от этого страшно… это высказал на страницах газеты один из продюсеров этого спектакля…

Конечно, в конце была стоячая овация ( это в Америке почти всегда).

Когда произошел главный трюк, а именно, все выпустили газы из своих парашютных костюмов, (вот тут я понял – хорошо, что мы не в первом ряду!), бросили эти костюмы на пол, и мы наконец увидели их, почти обнаженных, с чудесными, светлыми, молодыми лицами, когда они  с молитвенным упорством проговаривали последнюю мантру, то понимаешь – они все это делали очень искренне.

Здесь нет никакого шарлатанства, никакой «подставы», мол, мы вас дурим, мы-то понимаем, что это все – чушь собачья, и не имеет никакой логики, никакой художественной ценности, здесь нет ни грана мастерства ни в какой области, но нам на это плевать, мы считаем что мы создали что-то астральное, вечное и непреходящее, и мы гордимся этим.

А вам, скептикам и нигилистам, атеистам и маловерам, здесь делать нечего. Просто не ходите сюда и не слушайте!

И хоть я остался при своем мнении ( см. выше), но их энтузиазм меня как-то успокоил. Все –таки никто нас не дурачил, все всерьез. А где, собственно, сам The Fool –    не так уж важно….

 

***

 

«Пуритане» - последняя опера Беллини. Всего он их написал 11, из них сегодня в репертуаре, помимо «Пуритан» еще 4: «Сомнамбула», «Норма» «Капулетти и Монтекки», «Пират». Совсем неплохой результат. Половина написанного – в деле! Лучше чем у Верди, Чайковского и многих других…

 

Винченцо Беллини прожил на свете всего 34  года, и был весьма странным и загадочным персонажем, о котором по сути мало что известно…

Практически нет никаких документов, очень мало свидетельств современников. Все его биографии составлены по его переписке с друзьями, а насколько он там был правдив – сказать трудно. У него не было семьи, не было детей, почти не сохранились его портреты.

К счастью, он довольно долго общался с Генрихом Гейне, и вот как Гейне описал его в своем неоконченном романе «Флорентийские ночи».

«…Винченцо Беллини был высок ростом, строен, изящен, можно сказать, даже кокетлив в движениях, всегда изысканно одет, черты правильные, лицо продолговатое, бледное, чуть тронутое румянцем; русые с золотистым отливом волосы, уложенные мелкими локонами, высокий, очень высокий, благородный лоб; светлые, голубые глаза; красиво очерченный рог; округлый подбородок. В его чертах была какая-то расплывчатость, неопределенность, что-то напоминающее молоко, и по этому молочному лицу иногда пробегала кисло-сладкая гримаска грусти. Гримаса грусти заменяла недостаток выразительности на лице Беллини; но и грусть была какая-то поверхностная; она тускло мерцала в глазах, бесстрастно подергивалась вокруг губ. Казалось, молодой музыкант хочет всем своим обликом наглядно изобразить эту скучную, вялую грусть.       Так наивно и уныло были уложены его волосы, платье так жалостно болталось на хлипком теле, свою бамбуковую тросточку он носил так манерно, что неизменно напоминал мне юных пастушков с палками, украшенными бантами, в ярких курточках и штанишках. Такие пастушки жеманничают в нынешних пасторалях...       И походка Беллини была такая девически-лирически эфирная,-- словом, весь он в целом был точно вздох en escarpin. У женщин он имел большой успех, но сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь внушил пылкую страсть. Для меня самого в его облике было что-то непреодолимо комическое…»

Вряд ли это описание вызывает симпатию…

Впрочем, какая разница? Главным и неоспоримым свидетельством его жизни являются его оперы, его музыка, его бессмертные мелодии. Именно мелодии Беллини, их необыкновенная протяженность, их непревзойденная «вокальность», именно то, что называется стилем «бельканто», навсегда ввело имя Беллини в пантеон великих оперных композиторов и обессмертило его. Оперные театры мира, особенно там, где имеются сильные голоса школы бельканто, всегда имеют в репертуаре одну-две оперы Беллини.

Беллини, безусловно, не был музыкальным мастером, таким, как Верди или Пуччини, вряд ли он владел контрапунктом или оркестровкой. Даже Доницетти был гораздо мастеровитей, хотя они с Беллини имеют примерно одинаковый «бэкграунд.»

Но зато бог дал Беллини великий мелодический дар, возможно превосходящий по уровню всех  вышеперечисленных. Этот дар был крайне высоко оценен Чайковским, Шопеном и Листом. Рихард Вагнер, крайне скупой на похвалу, отзывался о Беллини как о величайшем мелодисте мира. И даже Игорь Стравинский, человек по всем параметрам далекий от пламенного итальянца, очень язвительный и скептический ко всем, многократно подтверждал свою любовь к Беллини, и восхищался его мелодическим даром.

Оперы Беллини рассчитаны на специальную публику, публику, которая любит прежде всего пение, голоса: сопрано, баритонов и прежде всего теноров. Публику, которой в общем-то наплевать на нелепости сюжета, на режиссуру, на костюмы и декорации. Здесь главное – пение! И высокие ноты! Остальное – неважно! Можно и концертное исполнение, даже лучше – ничего не отвлекает!

***

Именно такая публика присутствовала на сезонной премьере оперы «Пуритане» в Метрополитен-оперы.

И я в которой раз увидел и понял, что такое настоящая итальянская опера, что такое настоящая «Ария бельканто», и что такое настоящий «итальянский» успех.

Я не знаю, какой процент людей в зале МЕТ был этническими итальянцами, но то, что все они вели себя как заправские итальянцы, особенно в моменты взятия очень высокой ноты – о эти крики, брава, брави, брависсими! И эти долгие и нескончаемые овации после каждой коронной арии, когда певцам просто невозможно продолжать!...

Но в подобной опере должны участвовать «звезды». Без звезд ничего не получится. Публика знает, на кого идет. Появление звезды на сцене сопровождается «бурными аплодисментами» еще до того, как «звезда» откроет рот.

И звезда не может подкачать. И он (или она) выдает. «Звездит» на полную катушку. И видно, что он (она) знает, когда сделать эффектную паузу, чтобы запрыгнуть на запредельно высокую ноту, и там «постоять», «подержаться» и тогда зал взрывается адскими криками..

У нас главных «звезды» было две.  Собственно, в этом "касте" они все были звезды.

Отмечу сразу нашего великолепного баритона, Алексея Маркова, прекрасно спевшего роль Риккардо, соперника главного героя – Артуро, в борьбе за очаровательную Эльвиру. Но для Рикардо Беллини не написал эффектной Арии с бесконечными фиоритурами.

А для Эльвиры – написал.

В роли Эльвиры – нам повезло – была одна из главных певиц сегодняшней мировой оперной сцены, Диана Дамрау.

Мы ее слышали много раз в самых разных местах. В частности, в опере Бизе «Искатели Жемчуга», где она пела в дуэте с Дмитрием Корчаком, я ее слышал и в МЕТ, и потом в «Театре ан дер ВИН» в Вене. Здесь она только что пела в опере Гуно «Ромео и Джульетта», а многим запомнилась как Виолетта в «Травиате» в Ла Скала в постановке Д. Чернякова.

Дамрау – безусловная примадонна, спевшая на главных сценах мира практически весь сопрановый репертуар.

Но роль Эльвиры – это, конечно, бриллиант в ее короне. Ведь здесь и любовь, и ненависть, и сумасшествие, и внезапное веселье. А главное - огромное количество музыки, арий, дуэтов, ансамблей. И все это сделано с таким невероятным мастерством, обаянием, высочайшим профессионализмом.

Ну а второй герой вечера -  это Хавьер Камарена, исполнитель роли Артуро. Он вообще-то родом из Мексики, и я не исключаю, что его какой-то сверхъестественный успех имел и немного политический аспект: вот, мол, господин Трамп, вы хотите не пускать мексиканцев в США? А вот видите, какие у нас есть мексиканцы!

Там были даже какие-то крики в зале, помимо Браво! Но я не разобрал что именно, возможно и что-то политическое.

Хотя дело, конечно, не в этом. Дело в том что, Камарена уже давно не мексиканец, а «гражданин мира», как все оперные певцы «первой лиги». Живет он в Цюрихе, свободно говорит на всех европейских языках, и поет во всех крупных театрах.

И как поет! Вчера он брал несколько раз верхнее «ре» и один раз верхнее «фа». Понимающие меня поймут!

Про Камарену рассказывают что в 2014 году он спел одну Арию так, что публика буквально заставила ее повторить. Это была сенсация, потому что в МЕТ 70 лет до этого не было «бисов». Даже в программке было написано «У нас не поют на «бис».

Но так получилось. И как дирижер Фабио Луизи не старался продолжить спектакль, публика ему не давала. И он разрешил «бис».

И опять же, здесь неважно, в каком певец был костюме, какая была мизансцена, кто был с ним в ансамбле, и какой был темп. Просто певец демонстрировал свой «бриллиантовый» голос, и публика была в восторге.  Больше ничего и не надо в этом оперном жанре.

***

Про саму оперу я не буду рассказывать.

Скажу лишь, что у нее довольно идиотский сюжет. ( но не более идиотский, чем у многих опер той поры. Так сказать, «идиотичность среднего уровня.» У Верди есть и покруче)

Если в двух словах, то Эльвира любит Артуро, а он любит ее. Они собираются пожениться, и поэтому Эльвира в свадебной фате.

Но тут как на грех, появляется Генриетта, чьему мужу, Карлу Первому, только что отрубили голову ( да, да, это то немногое что мы помним о Стюартах). Артуро, как верный монархист, решает, что Генриетту надо спасать. Тогда он берет фату у своей невесты, надевает ее на голову Генриетты, и выводит ее из помещения. Но это становится известно Эльвире, и она от этого – от ревности -  сходит с ума(!). Причем сходит с ума как-то странно, рассудок то возвращается к ней, то уходит…

В конце концов выясняется, что она ошиблась, что Артуро ей не изменял, а спасал королеву, и свадьба возобновляется, и о безумии Эльвиры больше никто не вспоминает.

Вот такой примерно сюжет.

Это постановка в МЕТ была сделана в 1976 году, поставил спектакль мне неведомый Сандро Секьи.

Да это и не важно. Это тот случай, когда ни имя режиссера, ни имя художника большого значения не имеет. Зато каждые два три-года спектакль возобновляется, приходят новые звонкие голоса. За это время в нем пели Джоан Сазерленд, Лючано Паваротти, Томас Хэмпсон, Анна Нетребко, Ольга Перетятько и многие другие.

Я получил огромное удовольствие. Та моя часть, которая любит красивые голоса и прекрасные мелодии. (Остальные части я уложил спать.)

В антракте мы прекрасно пообедали в ресторане МЕТ Оперы, под фресками Шагала, с оперными певцами, и нашим новым знакомым операфилом и операманом Вячеславом Брештом. Спасибо всем!

Спасибо, МЕТ! На этом наша зимняя серия заканчивается.

Но нет ощущения, что мы объелись оперой. Наоборот, хочется еще.

Жду встречи с московскими премьерами! Мы много пропустили.

А в мае ожидаю премьеру моей новой оперы в театре Станиславского и Немировича-Данченко. Называется она «МЕТАМОРФОЗЫ ЛЮБВИ».

Следите за афишами!