Сайт Александра Журбина. Главная страница




Орфей и Эвридика

Зонг-опера в 2-х частях
Manchester Files, Bomba Music


Как это делалось в Америке

Захаров, 2001 г. 288 стр.


Эти и другие книги, диски и ноты вы можете приобрести с автографом А. Журбина

подробнее>>


Подписаться на новости:


Слушайте авторскую программу Александра Журбина

"Звуки Мюзикла" на радио "Орфей"!


 Архив программы Александра Журбина на НТВ-Мир "Мелодии на память".


















Александр Журбин: «Я знаю, что Путин в юности дважды побывал на моей рок-опере «Орфей и Эвридика»

«Нью-Йорк таймс» сравнивала Александра Журбина с именитым американским композитором и пианистом Леонардом Бернстайном. Возможно, деятельность г-на Журбина проходит с меньшим международным резонансом, однако статистика достижений нашего композитора впечатляет. Рок-опера Журбина «Орфей и Эвридика» выдержала 2500 представлений подряд, а ее запись была продана тиражом более двух миллионов экземпляров. Автор первой советской рок-оперы этим летом справляет сразу две круглые даты. Самому композитору исполнилось 60, а его «Орфею и Эвридике» — 30. Три года назад Александр Борисович вернулся в Россию после 12 лет жизни в Америке.

 «МК-Бульвар» застал его в просторной квартире с мансардой, где Журбин со своей супругой Ириной очень любят принимать гостей.

НЕСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Журбин Александр Борисович. Родился в 1955 г. в Ташкенте, в семье инженеров.

Стал знаменитым в 29 лет после рок-оперы «Орфей и Эвридика». Написал также: мюзикл «Биндюжник и король» (по мотивам был снят фильм «Закат» с З.Гердтом, Р.Карцевым, А.Джигарханяном), мюзикл «Губы» по Набокову, где впервые запели М.Рудинштейн, Е.Герчаков, Е.Кондулайнен.

Песни: «Тучи в голубом» (К.Орбакайте), «Лошадка — жизнь» (Т.Гвердцители), «Все к лучшему» из к/ф «В моей смерти прошу винить Клаву К.» и др.

Музыка к фильмам: «Московская сага», «Тяжелый песок», «Джек Восьмеркин — американец», «Блуждающие звезды» и др.

— Александр Борисович, это правда, что Путин был на вашей диссидентской рок-опере?

— Я знаю это не со слов Путина. Просто его пресс-секретарь сказал мне однажды, что Путин в юности дважды побывал на премьере «Орфея и Эвридики». Но она не была диссидентской. Это была первая рок-опера в Советском Союзе, и все воспринималось очень свежо.

— Кто вас надоумил ее написать?

— Я жил в Ленинграде, мне было 28 лет, но чего-то не хватало, какого-то главного события. И тут произошла случайная встреча — именно случайная. Тогда был такой знаменитый ансамбль «Поющие гитары», и вот совершенно случайно мы встретились где-то в гостях: знаменитый руководитель этой группы Анатолий Васильев, оперный либреттист Юрий Дмитрин и малоизвестный композитор Александр Журбин. Васильев купил бутылку коньяку за десять рублей, мы выпили, закусили. Потом выяснилось, что всем троим очень хочется сделать что-то эдакое. И тут впервые были произнесены магические слова: «рок-опера». Стали думать про сюжет. Кто-то предложил античную тему. Первые герои, которые приходят на ум при слове «античность», — это Орфей и Эвридика. Я сел за пианино, которое стояло в комнате, и сыграл: «Орфей полюбил Эвридику, какая старая история». Это и было началом рок-оперы. Все остальные слова написал Дмитрин.

— И палки в колеса не ставили?

— Нет. Первая советская рок-опера была написана за три месяца. Это был звездный час моей жизни. Озарение! Я писал, а на следующий день это уже репетировали. Когда я закончил писать, они закончили репетировать. Появился режиссер — Марк Розовский. И вот премьера. В течение двух недель об этой опере написали все газеты, включая «Правду». И жизнь изменилась. Ко мне пришла известность. Первые репортеры и первые интервью. Я помню все это отчетливо, потому что это было в первый раз.

— А денежный эквивалент славы?

— 10—12 тысяч рублей в месяц, в то время как нормальная зарплата совслужащего была около 150 рублей. «Волга» стоила около шести тысяч. На протяжении года я стал получать суммы, которые раньше не мог вообразить. В тогдашних композиторских кругах началась паника. Как никому не ведомый молодой композитор мог получать больше, чем Тихон Хренников?! И был издан указ за подписью замминистра культуры, чтобы оперу «Орфей” оперой не считать. Гонорары были понижены ровно в четыре раза.

— Получается, что вы сделали знаменитой Ирину Понаровскую?

— Она пела в «Поющих гитарах». Была моей первой Эвридикой, а Альберт Асадулин — первым Орфеем. Потом она выиграла с моей песней «Мольба» конкурс в Сопоте, получив там Гран-при. Сопот был тогда самым крутым музыкальным конкурсом в странах Варшавского договора. Наш триумф увидела вся советская страна, и лошадка моей жизни понеслась вскачь. Я переехал в Москву. Не буду вдаваться в драматические подробности моего переезда. Скажу лишь, что ленинградская семья распалась…

— Ничего не знал про ваш «ленинградский» брак.

— Он был недолгий. У меня родился сын, которого я не видел уже 20 лет. В общем, грустная история, а в 1978 году я женился на Ирине Гинзбург (дочери знаменитого советского поэта и переводчика Льва Гинзбурга) и стал москвичом.

— Романтичное знакомство, ужин при свечах?..

— Все не так! Я приехал к ее отцу. У меня была написана музыка на немецкие баллады, которые он переводил.

В этот момент в комнате появляется Ирина и сразу присоединяется к разговору.

Ирина: — Нет, нет… Все было не так. Можно я расскажу?

Журбин: — Нет. Можно мы продолжим?

Ирина: — Вот видите, здесь, в Москве, я автоматически становлюсь женой Журбина. А между тем в Нью-Йорке совсем по-другому обстояло дело. Там ко мне за автографами подбегали, потому что я была телевизионной звездой. Об этом потом. Так вас интересовала история знакомства. Дайте я расскажу. Мы уже жили у метро «Аэропорт», в этом знаменитом районе «хлам» (художник, литератор, музыкант), где у меня была своя маленькая квартирка. А родители жили неподалеку. Однажды папа попросил меня купить кекс, чтобы угостить какого-то ленинградского композитора, который собирался зайти к нему в гости. К отцу очень часто кто-то приходил.

— Вы знали, что к вам придет ленинградская знаменитость?

Ирина: — Тогда нет, но вообще я могу предсказывать будущее. Наверное, в прошлой жизни я была ведьмой. Ха-ха! В общем, я готовилась к чему-то необычному. Но я тоже тогда была уже замужем. У меня уже была за плечами песня, которую исполняла сама Людмила Зыкина, а музыку писал сам Колмановский. Так что любой композитор казался мне потенциальным соавтором. Получается, я пошла покупать кекс как бы для своего потенциального соавтора, и все!

— Один кекс… Как-то чересчур скромно…

Ирина: — А я всегда ценила скромность. Так вот, позвонили в дверь, я пошла открывать. Передо мной стоял человек в ушанке (дело было зимой), я только взглянула на него и поняла, что это мой будущий муж. Журбин был под стать мне. Когда он начал петь, мы просто онемели. Потом он рассказал мне, что разбогател, что у его первой рок-оперы немыслимый успех, и он даже не знает, на что потратиться. Мой папа сразу сказал: “Скажи ему, чтобы заплатил нашему полотеру». Выйдя с ним попрощаться, он вдруг сказал Журбину: «Саша, украдите у меня мое сокровище!» На что Журбин вполне серьезно ответил: «Лев Владимирович, я глубоко женат». А папа парировал: «Брак любви не помеха».

Журбин: — Но на самом деле жизнь в Москве поначалу была не сахар. Московские композиторы считали меня выскочкой, нуворишем, скупающем всех и вся. Все считали мои деньги.

— Ирина, вы тоже считали?

Ирина: — Упаси боже! Деньги меня интересовали меньше всего. У меня был муж, у Журбина — жена, но с Сашей мы все же встретились. Я пришла к нему в гостиницу, и когда уходила где-то в три часа ночи...

— Ого!

Ирина: — ...я понимала, что Журбина голыми руками не возьмешь. Так все и оказалось. На мой звонок на следующее утро после рокового свидания он ответил, что у него тысяча тысяч дел, он идет к Понаровской, пятое, десятое. А я сказала себе: все равно он будет моим. Мы расписались 14 января 1978 года в простом ЗАГСе. Без фанфар, без фаты. Одеты мы были просто. Я в своем любимом джинсовом платье, в цвет сизому дню за окном, а Журбин надел темно-песочный твидовый костюм.

Журбин: — Нас, помню, спросили: «Шампанское будете? Мендельсона включать?»«Шампанское — да, Мендельсона — нет, — ответил я. — С детства ненавижу музыку».

— А фотографироваться любите?

Ирина: — Мы почему-то тогда не фотографировались. Зато недавно в Нью-Йорке я вдруг обнаружила листочек от Ильи Резника, который он тогда прочел вместо тоста. Слушайте: «Священный брак — два вещих слова, звучащих, как ноктюрн в тиши! Тебе дарю, основ основа, фортиссимо своей души!» Ну и так далее… Мило! Саш, скажи, что тебе говорил мой отец?

Журбин: — «Саша, у тебя очень талантливая жена. Смотри, чтобы она не заглохла».

Ирина: — Вот видите?! С таким ярким и громким, как Журбин, заглохнуть проще пареной репы. Двум творческим людям жить вместе вообще противопоказано. Каждый одержим своим «я». Сама до сих пор поражаюсь, как это мы так долго тянем. Уже за серебряную свадьбу перевалили... На самом деле, бывало, я пыталась жить словно сама по себе и все равно возвращалась к нашей первой встрече, когда почему-то разглядела в Журбине того, кто мне нужен, кто по плечу... Нам друг без друга — скучно. По отдельности каждый из нас — легковесней, ранимей, уязвимей... Хотя — ни от чего зарекаться нельзя...

—...Кроме тюрьмы и сумы. Но в итоге, отъезд в Америку — это потеря или приобретение?

Журбин: — Какое там приобретение! У нас здесь было все: и радио, и телевидение, и премьеры, а потом наступила перестройка, а мы взяли, все это бросили и уехали в Америку. Я уже говорил об этом. Эпоха Ельцина — это третья российская смута. Я уехал, а потом приехал, когда понял, что в Америке для меня нет «двери». А мой сын Лев там остался, потому что для него там «дверь» есть. И он так же, как и я, композитор! Хотя, я считаю, мой второй дом там.

— А жизнь здесь? После возвращения? Спокойней?

Журбин: — Вы знаете, я и там жил неплохо. Меня исполняли. Я уехал не как эмигрант, а по контракту. Одно время там с успехом шел мой мюзикл «Молдаванка». Но если говорить по гамбургскому счету… В России у меня включился механизм компенсаторики. То есть я стал наверстывать то, что не сделал за годы относительного бездействия в Америке. Я работал как угорелый с утра до вечера! Удается не удается — это не важно. Главное — работа. В Москве с 2002 года я сделал такое количество работ, что сам удивляюсь. Ладно, хватит сидеть, идемте, я вам покажу.

Хозяин повел нас в мансарду.

Журбин: — Знакомые думают, что у меня здесь только одна комната и прихожая. Пусть думают.

Александр Борисович открыл дверь. Прямо от двери взгляд упирался в настоящую барную стойку, как из голливудского фильма. Рядом стоял рояль.

Журбин: — В моем московском доме в каждой комнате стоит по роялю, а когда-то не было ни одного. Парадокс? В детстве я был болен музыкой, и родители хотели отдать меня учиться, но пианино стоило (на те деньги) пятьсот рублей, и мне купили виолончель, потому что она стоила сто рублей. Так я стал учиться играть на виолончели, потому что ничего другого не было. Тоже парадокс. Сейчас зарабатываю (когда не сочиняю) на жизнь тем, на чем никогда не учился играть. На рояле.

Дмитрий Минченок
МК-Бульвар, 29.08.2005
Адрес статьи: http://www.mk.ru/numbers/1786/article59977.htm

назад

© Александр Журбин, 2005 г.


 

Разработка сайта ИА Престиж