Знаки судьбы

 – АЛЕКСАНДР Борисович, вы сочиняете оперы, мюзиклы и балеты, эстрадные песни, написали музыку более чем к 50 кинофильмам. А чаще всего вас вспоминают как автора «Орфея». Не обидно?

 – Нет. После премьеры «Орфея», как это ни банально звучит, я стал известным и начал получать деньги, которые до этого не мог себе даже представить. 10–12 тыс. руб. в месяц, в то время как нормальная зарплата служащего была около 150 рублей. «Волга» стоила около шести тысяч. В тогдашних композиторских кругах началась паника. Как невесть откуда взявшийся молодой композитор мог получать больше, чем Тихон Хренников? И был издан указ за подписью министра культуры – «Орфей» оперой не считать. Гонорары были понижены ровно в четыре раза. Но жизнь-то моя уже изменилась. И это было главным.

 – Говорят, что Путин был тогда на вашей рок-опере, и она ему очень понравилась.

 – Во всяком случае, я слышал об этом от его пресс-секретаря. Он сказал мне однажды, что Путин в юности дважды побывал на премьере «Орфея и Эвридики». Это была первая рок-опера в Советском Союзе, и все воспринималось очень свежо. Но наш президент – человек продвинутый.

 – Вы жили в Ташкенте и пережили ужасное землетрясение. Ничего более опасного для жизни с вами потом не было?

 – Это землетрясение как бы открыло цепь катастроф, которые мне позднее довелось пережить. Теракт в Израиле, происшедший на моих глазах, наводнение в Ленинграде, землетрясение в Калифорнии и, конечно, 11 сентября в Нью-Йорке, когда я находился в момент удара буквально в пятидесяти метрах от Всемирного торгового центра, в метро.

 – Вы в то время постоянно жили и работали в Америке?

 – Да. И самолет упал в ста метрах от моего офиса на Черч-стрит, на крышу соседнего здания. Я не пострадал физически, и мой офис до сих пор жив – но психологический  удар, конечно, был. Меня часто спрашивают, не из-за теракта ли я вернулся в Россию. Нет. Я это воспринял символически, как намек Бога: нечего тебе здесь сидеть, пора домой. И как раз в это время у меня началась активная московская жизнь.

 – Вы сейчас очень востребованы?

 – Меня постоянно просят писать музыку к спектаклям и фильмам, зовут с концертами в разные города, бесконечно приглашает телевидение. Я веду передачи на радио «Маяк» и на НТВ-Мир. Знаете, в Америке есть вопрос в значении «здрасьте!»: How are you? Так вот, в последнее время вместо «файн», то есть «хорошо», они отвечают «биз», то есть занят. И это еще лучше. Я занят с утра до вечера. Пишу музыку, хожу на репетиции и на свои спектакли.

 – А как в Америке относятся к эмигрантам?

 – Америка – очень дружелюбная страна. Она всех приглашает: «Приезжайте! Влейте в меня свежие силы!» Она нас любит, но до известного предела. Ты приезжаешь – тебе дарят ящики одежды. Сначала обалдеваешь: «Мать честная, халява!» А потом обнаруживаешь, что это суперхлам. Тебя кормят, поят. Но как только чувствуют, что ты хочешь делать карьеру, хочешь жить, как они, а не как какой-то паршивый эмигрантишка, тебя тут же «тормозят». Я видел это неоднократно.

 – Там по-другому смотрят на людей искусства?

 – Совершенно иначе. У нас к любому художнику, танцору, артисту относятся с почтением. Неважно, что ты написал или где сыграл. А в Америке ценят прежде всего успех. Только за профессию уважать не станут. Если ты Аль Пачино или Шварценеггер – отлично. А если артист, который снялся в паре эпизодов, – ты никому не интересен. Средний композитор в Америке абсолютно нищ. В Нью-Йорке мне тоже было совсем неплохо, но в Москве я в своей тарелке. При том что Америка гораздо более комфортна. Например, в американских ресторанах, магазинах, клубах – везде, где есть ступеньки, крупно написано: «Watch your step» – «Смотрите под ноги». А здесь у нас? Ну вы сами знаете… Но даже если я в Москве упаду со ступеньки и разобью себе нос, то все равно не перестану обожать свою страну. Да, разгильдяйство вокруг жуткое, но мне здесь и с разбитым носом хорошо.

 – А если сравнить шоу-бизнес России и Америки?

 – У меня такое впечатление, что его в России пока нет. В Америке это гигантская индустрия. Мощная, разветвленная, с колоссальным количеством информационного материала, который легко найти повсюду. Если вы хотите узнать, где выступает Мадонна или Пол Саймон, сколько они получают, кто у них продюсеры и агенты, то все это найдете, открыв Интернет. В России подобная информация ужасно засекречена. Дозвониться ни до кого невозможно, интервью взять невозможно.

 – Помимо музыки вы в последние годы пишете книги. Сколько их сейчас?

 – Шестую готовлю, она будет мультимедийная. И видео, и ноты, и музыка.

 – Вы так долго жили в Америке. Чем отличаются американки от русских женщин?

 – Американки прямолинейны, неромантичны, не кокетничают и не заигрывают с мужчинами. Полное отсутствие эротизма в Америке бросается в глаза. Секс там не то что не носится в воздухе, а как бы априори предполагает дурной вкус. К занятиям любовью относятся как к продолжению фитнеса, об этом все сказано в фильме Sex and the City.

 В большинстве случаев американки очень скучные и могут поддерживать беседу на две-три темы. Фитнес, диета, биржа, марки автомобилей и, конечно, последние фильмы. Кино для них – национальный вид спорта. В генетике американских женщин, мне кажется, не хватает сексапильности и игры.

 – С женскими чарами нужно родиться?

 – Лучше всего, но многие хотят овладеть этой наукой. И недостатка в источниках по обучению в Америке нет. Поражают радио- и телевизионные передачи, где рассказывают о благотворности мастурбации, а женские прелести исследуются как в анатомическом театре. Просто оторопь берет.

назад